Каракасал — загадочное лицо, действовавшее в период 1735-1741 г. При Анне Иоанновне во главе управления наших восточных окраин был поставлен хорошо знакомый с их бытом Кирилов, который составил проект об основании города при впадении р. Ори в Урал. Проект этот, утвержденный русским правительством, вызвал возмущение среди башкиров, которым нетрудно было предвидеть, что с заложением новой крепости на границе дарованных им Россией земель они должны будут навсегда утратить свободу своих действий (см. Башкиры). В это время явился в Киргизской степи Каракасал Это был человек 30-35 лет, ревностный магометанин, храбрый, совершивший путешествие не только в Мекку, но и по всем среднеазиатским государствам. Он в совершенстве знал арабский язык, толковал Коран, знал массу языков и наречий, говорил увлекательно и жил безукоризненно. О своем происхождении он рассказывал, что был сыном чжунгарского хана, но брат его, Галдан-цэрэн, захватил принадлежавшую ему власть, вследствие чего он и должен был скитаться по чужим странам под именем Каракасал, хотя зовут его собственно Шуно. К киргизам он явился просить помощи для похода против чжунгаров с целью отыскания якобы принадлежавшего ему по праву чжунгарского престола. Каракасал привлекал к себе киргизов своею преданностью мусульманству и обещанием водворить религию Магомета в Чжунгарии; они слушали его, но, боясь поражения, не решались воевать за него с чжунгарами. Когда слава о Каракасал дошла до башкир, в их среде составилась значительная партия, которая стала приглашать Каракасал на ханство. Явившись в Башкирию, К принял начальство над мятежными шайками. Район его набегов на русские поселения ограничивался сначала нынешними уездами Челябинским, Верхнеуральским, Троицким и частью Орского, т. е. левым берегом Урала, ближе к киргизским степям. Русское правительство двинуло против мятежников войска под начальством казанского губернатора Мусина - Пушкина и в то же время предписало Кирилову возможно скорее заложить Оренбург на месте нынешнего Орска, что и было исполнено осенью 1735 г. Основанный в глухой степи и удаленный по крайней мере на 500 в. от сплошных русских поселений, Оренбург нуждался и в боевых припасах, и в провианте для гарнизона. Каракасал решился не допускать до новой русской крепости провианта и пороха, причем, постоянно отбивая русские обозы, принес много зла русскому делу. В 1736 г. на место Мусина-Пушкина был назначен Румянцев. Первым делом его было назначение награды каждому, кто представит ему голову Каракасал, но охотников на эту награду не нашлось ни при нем, ни при заместившем его с 1738 г. Татищеве. Последний потребовал увеличения числа войск; слухи об этом заставили башкир еще более сплотиться и провозгласить Каракасал своим ханом. Он принял титул султан-Гирея и снова перекочевал в более безопасное место, за Урал. В следующем 1739 г. Татищева заменил кн. Урусов. Желая получить верные сведения о Каракасал, он начал суд над 300 пленными башкирами; из показаний их выяснилось, что Каракасал был якобы простой башкир Юртамышской волости, по имени Миндегул. Много лет назад бежал он с места своей родины, но где затем бродяжничал, неизвестно. О таком происхождении его знали все те башкирские родоначальники, которые звали его на ханство, но скрывали это от народа. Получив такие показания, Урусов разослал "универсалы" о самозванстве Каракасал и снова убеждал всех, как русских, так и инородцев, принять меры к его поимке. Между тем Каракасал держался на прежних местах, ближе к киргизам; страшный мятеж, охвативший весь Исетский род, был вызван его усилиями. Урусов послал на Исеть сильные отряды, и Каракасал, постоянно разбиваемый ими, бросился наконец в Киргизскую степь. На дороге он был еще раз разбит русским отрядом Павлуцкого, после чего, раненый, с 60 нукерами добрался до ставки киргизского Абуль-хаир-хана. На требование Павлуцкого выдать Каракасал Абуль-хаир отвечал, что, "по обычаям страны, киргизы не могут удалить своего гостя, особливо такого именитого, каким был султан-Гирей, сын чжунгарского хана". Продолжая жить у киргизов, как истинный султан Гирей, Каракасал сделался богачом, купил 7000 лошадей и верблюдов и с разрешения ханов всех киргизских орд стал собирать добровольцев для похода против чжунгаров. Весною 1741 г. Каракасал двинулся в Чжунгарию, где совершил ряд грабежей и убийств; чжунгарский Галдан-цэрэн двинул против него 20-тысячное войско, и Каракасал, совершенно разбитый, скрылся неизвестно куда. Рычков, исследуя личность Каракасал, не определил ее происхождения, но полагал, что, находясь на Кубани, Каракасал мог слышать историю чжунгарского Шуно, имя которого и принял впоследствии. Имя Каракасал было измышлено им, чтобы обмануть киргизов, и в этом виде оно вошло в русские акты; правильнее звать его Карасахал, как действительно и называли его тогдашние русские путешественники. Предполагать, что Каракасал был башкир, едва ли возможно, ибо в таком случае с ним едва ли стали бы дружить киргизы, всегда презиравшие башкир; наконец, за то, что Каракасал не был чжунгаром, ручается его не только принадлежность, но и ярая приверженность к религии Магомета, доказываемая эпосом самих чжунгаров. См. Рычков, "Оренбургская история" (в "Ежемесячных сочинениях Миллера", 1769 г.); его же, "Оренбургская топография" (СПб., 1792); Falk, "Beitr ä ge zur topographischen Kenntniss des russischen Reichs" (СПб., 1786); "Каракасал, лже-хан Башкирии" ("Оренбургский листок", 1880 г., №№ 7-17); Алекторов, "История Оренбургского края" (Оренбург, 1883); Позднеев, "Образцы народной литературы монгольских племен" (СПб., 1880; о Шуно); Radloff, "Proben der Volkslitteratur der Türkischen Stämme Sü d-Sibiriens" (СПб., 1866).

А. Позднеев.