Юмор - Первоначально на латинском языке слово humor означало жидкость, сок. Другие значения оно получило в связи со средневековой медициной, по которой здоровое состояние человеческого организма зависит от надлежащих свойств и соединения четырех жидкостей, заключающихся в организме. Понемногу название humor стало прилагаться к этому надлежащему соединению телесных жидкостей и обусловленному им здоровому состоянию тела и особенно духа. Таким образом, довольно рано слово humor (нем. Humor, франц. humeur) стало в европейских языках означать настроение, то дурное (у французов), то преимущественно хорошее (у немцев с XVIII века). Это последнее понимание сделалось основой того своеобразного значения слова Юмор, которое оно приобрело в литературе германских народов, особенно англичан, давших высшие образцы этого литературно-эстетического жанра. Едва ли, однако, возможно видеть в Юмор лишь литературную форму или эстетическую категорию. Как показал Лацарус, Юмор есть и то, и другое, ибо он есть, прежде всего, особое мировоззрение. Мировоззрениям, основанным на господстве мысли, Лацарус противополагает два мировоззрения, связанных с деятельностью чувства: романтическое и юмористическое. Романтика коренится мыслью в конечном и связывается посредством чувства с миром бесконечного. Юмор противоположен ей: мысль связывает его с миром отвлечений; близкий к субъективному идеализму, он видит в мысли единственную реальность, в духе - творца всего в человеке и в мире; но ему - и в этом его сущность и его отличие от голого умствования - близко также все конечное; свежая непосредственность чувства связывает его с миром конечного. Романтика, оторвавшись от этого мира, поднимается на крыльях чувства и возбужденной фантазии к областям идеального и вечного, никогда не достигая, никогда ясно не познавая их; юмор - также при посредстве чувства - спускается с высот своего идеализма к миру земному и конечному, чтобы пригреть его своим теплом. Субъективность чувства - область романтики, субъективность мысли - область Юмор Картина психического склада, обуславливающего юмористическое изображение жизни, ясна. В ровной натуре мыслящего и пассивного созерцателя несовершенства жизни не рождают того горячего отпора, к какому они призывают человека боевого и деятельного темперамента. Далекий от порыва вмешаться в борьбу, в сознании своего бессилия решить эту борьбу, он не остается, однако, индифферентным. Он знает цену обеим сторонам, видит слабые стороны своих симпатий и, оставаясь объективным зрителем, никогда не перестает различать своих и чужих. В его изображении нет ни озлобления, ни желчи, ни сатиры; в его освещении жизнь проникнута мягким отблеском доброй усмешки над правыми и виноватыми, над большими и малыми, над мудрыми и наивными. Это глубокое настроение вдумчивого художника, вызванное контрастом между миром идеала и миром действительности, находит себе выражение в юмористическом представлении жизни. Представляя, таким образом, особый склад миропонимания, Юмор естественно находит выражение в особой эстетической категории и в особой литературной окраске. Пользуясь старой классификацией темпераментов, можно, с известными оговорками, сказать, что холерику свойственно патетическое изображение жизни, меланхолику - элегическое, сангвинику - комическое, флегматику - юмористическое. В эстетике, поэтому, важно отграничить Юмор от комического и возвышенного, в литературе - от сатиры.

Действие Юмор, поверхностно сходное с действием комического, по существу в известном смысле противоположно ему: оно не так порывисто, неожиданностью контраста не вызывает взрыва хохота, но более глубоко и более продолжительно. Легко забывается острота - непреходящим остается в душе настроение, пробужденное тихой, грустной усмешкой Юмор Бывают, конечно, и сочетания комизма и Юмор: отдельные злоключения Дон Кихота могут быть только комичны, но в своей совокупности судьба благородного "рыцаря печального образа" есть образец самого возвышенного Юмор В то время как комизм выдвигает лишь забавную, веселую сторону бессмысленного, уклоняющегося от нормы явления, Юмор останавливается на его серьезной стороне или, наоборот, останавливается на смешных сторонах того, что всем представляется серьезным. Поэтому не без основания Юмор определяют как "возвышенное в комическом". И возвышенное, и комическое основаны на действии контраста. Возвышенное заключается в изображении лиц, характеров, действий или явлений и отношений, далеко превосходящих по размерам и значению обычную и общую меру вещей, соответствующую действительному миру. В комическом изображаемые явления оказываются настолько же ниже этой общепризнанной нормы. Итак, контраст между изображением и тем, чего ждет наша мысль, есть основание этих двух категорий. Но в то время как возвышенное и комическое ограничиваются лишь изображением своего предмета, предполагая в зрителе уже готовую меру вещей, контраст с которой и сделает для него предмет возвышенным или комическим, Юмор изображает этот самый контраст. Явление, смотря по точке зрения, может быть великим или малым, разумным или нелепым, идеальным или материальным: Юмор соединяет эти точки зрения - и предмет в его изображении становится не возвышенным или комическим, но тем и другим одновременно, т. е. юмористическим. Равновесие обеих сторон в контрасте - такова характернейшая черта Юмор Казалось бы, нет и не может быть никакого равновесия между действительным явлением и той идеальной нормой, которая служит единственным и непогрешимым мерилом оценки действительности. Но если в идее воплощено все истинное, справедливое и разумное, то и самая несовершенная и неразумная действительность все же имеет перед ней преимущества: во-первых, она существует и этим самым приобретает в душе человеческой самостоятельность, подчас отстаивающую себя вопреки требованиям идеи; во-вторых, самая ценность идеи зависит до известной степени от ее силы претвориться в жизнь: идеи неосуществимые суть мертвые идеи. Связанный жизнью чувства с миром реальным, Юмор исходит из глубокого сознания значительности, ценности и истины идеала. Однако он не клеймит реальное за его отступление от идеала: он сочувствует ему, находя в нем неисчерпаемый источник для живой деятельности чувства. Но непосредственности в этом чувстве мало: Юмор сентиментален и, быть может, поэтому чувствует такую склонность ко всему наивному, маленькому, обиженному, к людям простым, к детям и старикам. Пассивное и всепрощающее сочувствие к изображаемому есть характерная черта Юмор Если сатире свойственно негодование, элегии - скорбь, то естественным настроением Юмор является тихая грусть, легко переходящая в усмешку. Пафос сатиры обращается против отрицательных явлений, который она сопоставляет со своим идеалом. Элегическое настроение скорбит о потерянном или недостижимом блаженстве, идиллическое - искусственно воссоздает его. Везде мы сталкиваемся с волевым элементом, везде проявляется деятельное отношение чувства к изображаемому миру. Наоборот, юмор предоставляет миру его несовершенство: он отмечает его - и усмехается. Область сатиры уже: она касается только нравственно-общественных явлений; предвечные законы, правящие судьбой отдельного человека, проходят мимо нее. Оттого она непримирима: Юмор преклоняется перед неизбежным, сатира оставляет противоречие между идеалом и действительностью не примиренным. А между тем, с точки зрения сатирика, это примирение было бы возможно, если бы не было виноватых в нарушении закона жизни. И оттого сатира, негодуя, ожесточает нас, а Юмор успокаивает. Сатирик склонен к пессимизму, юморист - к оптимизму; сатирик - идеалист, юморист - реалист. Теоретики предлагают еще иные различные попытки классифицировать многообразные явления Юмор Различают три вида юмора - Юмор настроения, Юмор изображения, Юмор характера; выделяют также три его степени: 1) Юмор положительный (или оптимистический, Юмор в узком смысле), 2) Юмор отрицательный, сатирический, и, наконец, 3) Юмор примиренный, преодолевший голое отрицание, иронический. Юмористическое отношение к себе или к миру является на первых порах оптимистическим: человек замечает все ничтожное, неразумное и смеется над ним, сохраняя душевное спокойствие; неразумное в отдельных явлениях не колеблет его веры в великое и разумное. Это отношение сменяется негодующим: отрицательные явления представляются победоносным противником "идеи" в ее чистом виде; "идея" сохраняет свое господство в мысли наблюдателя, срывает маску с ничтожного и предстает во всей своей полноте и нерушимости. Отрицательные явления кажутся на этой высоте ничтожными и вызывают одну иронию, которая - будучи сама соединением резких противоположностей - часто является выражением Юмор Указанные три ступени различаются и в объективном Юмор Великий дар неподдельного Юмор - удел немногих писателей. Здесь мало одного таланта; надо быть широким, не расплываясь в безразличии; надо быть снисходительным и добрым, умея презирать и ненавидеть; надо соединять с естественностью остроумия чуткий такт и сознание меры; надо уметь совместить реализм и идеализм, лавируя между исключительным натурализмом грубой правды и болезненной ирреальностью романтиков. Юмор нет у Жуковского, нет у Золя, нет в литературе декаданса - нет и не могло быть. Говорят, Гегель не выносил и не понимал произведений Жан Поля; это вполне понятно - увлечения и отвлечения мышления, порвавшего связь с миром действительности, не могут ни на какой почве сойтись с Юмор, полным непреходящего чувства реального мира. Эта двусторонняя, равно прочная и сильная связь Юмор с миром действительности и с миром идей составляет его характерное отличие. Его здравый смысл чужд идеологии в той же мере, в какой его идеализм чужд безыдейной пошлости практика. Величайшее произведение Юмор, "Дон Кихот", есть в одно и то же время и насмешка здорового ума над фантазиями безумца, и торжество глубокого идеализма над грубым и пошлым здравым смыслом, "умом глупца". Классической древности почти чужд настоящий Юмор, равно как и средним векам, в искусстве которых много самой резкой сатиры, самого грубого комизма, но нет Юмор, ибо средневековой Европе еще чужда та субъективная душевная самобытность, которая составляет условие Юмор Лишь начало новой эпохи - вместе с произведениями Шекспира и Сервантеса - дает образцы высочайшего Юмор Примером и символом отношения классического искусства служит для Лацаруса сопоставление античного хора и шекспировского шута. И тот, и другой являются в драме представителями разума, рассуждения, пассивного сочувствия той или иной стороне, но у Шекспира разум находит олицетворение в том, кто для всех является "дураком" - и в этом заключен символ трагического бессилия разума; возвышенны мысль и мотивы шута, ничтожна и смешна его внешность: в этом глубокий Юмор его образа. В XVIII веке Англия создает особую форму романа, проникнутого Юмор - и эта форма удерживается в английской литературе до нашего времени, дав таких представителей, как Стерн и Диккенс. Они оказали влияние также на немецкую литературу, но юмористические произведения Тюммеля, Гиппеля, Жан Поля (Рихтера) не достигли такого всемирно исторического значения, какое имели английские юмористы, а юмористический элемент в произведениях романтиков - Тика, Клеменса Брентано, Кернера - искусственен и натянут. Среди немецких писателей XIX в. выделяются по своему неподдельному и живому Юмор Фриц Рейтер, Готфрид Келлер, Густав Фрейтаг; из более новых называют Генриха Зейделя, Ганса Гофмана, Э. фон Вольцогена, О.-Э. Гартлебена. Замечательными представителями глубоко философского Юмор гордятся также скандинавские литературы. Наоборот, в романских литературах, в среде более склонной к пафосу, чем к тихому сосредоточению, Юмор дал мало выдающихся образцов, и самый термин имеет иной оттенок значения. В высшей степени присущ здоровый юмор славянским литературам; в польской в нем заметнее оттенок сентиментальности, в русской он резче, подчас приближаясь к сатире. Юмор запечатлены чуть не все первоклассные дарования, составляющие гордость русской литературы - и попытка усмотреть в Юмор "ахиллесову пяту" Тургенева едва ли может быть признана основательной. Не только в общем отношении писателей к изображаемому миру отразился этот Ю., но особенно в целом ряде глубоко жизненных фигур, от Савельича у Пушкина до Максима Максимыча у Лермонтова, от "Старосветских помещиков" Гоголя до "Бедных людей" Достоевского. Тот "видимый миру смех и невидимые слезы", которые считаются формулой гоголевского Юмор, дают антитезу более резкую, чем это наблюдается в Юмор, почти сатирическую; и действительно, в том смехе, с которым Гоголь изображал своих чудовищных героев бесконечной пошлости, совсем не чувствуется характерного для Юмор примирения и сочувствия. Взглянули на мир сквозь призму Юмор также следующие литературные поколения; превосходные образцы Юмор мы находим в произведениях крупных и второстепенных писателей - Слепцова, обоих Успенских, Кущевского, Горбунова, Лескова, Короленко, Чехова.

Ср. Lazarus, "Das Leben der Seele" (3-е изд., 1883, т. I); Lipps, "Komik und Humor" (1898); J. P. Richter, "Vorschule der Aesthetik"; Vischer, "Aesthetik" (т. I); Bahnsen, "Das Tragische als Weltgesetz und der Humor als ästhetische Gestalt des Metaphysischen" (1877).

А.Горнфельд.